Холод, пронизывающий и дикий – прямо в лицо. Своими ледяными потоками, будто руками он хватает плотную ткань плаща и пытается сорвать с плеч, он не церемонится – капюшон уже давно раздувается за спиной. Потоки воды у подножия гор бьются о камни, поднимаясь гораздо выше их обычного уровня. Кажется, вот-вот и придет цунами. А потом все внезапно затихает – ровно в тот миг, когда пара десятков ног касается земли. Все они взялись из ниоткуда, все они – мужчины, нет, среди них есть женщина. Но ее походка говорит о многом – в ней не осталось никакого дамского кокетства – это шаг воина, завуалированный под долей грации кошки и изящества аристократии. Женщина холоднее того ветра, что был всего секунду назад и горячее любого источника огня. Она, как и ее братья по оружию, обучена убивать – сдирать шкуры, рвать глотки, сминать магию своим напором чистой тьмы. Все они обречены на жизнь после смерти в аду, им давно уготованы лучшие места на сковородах, в пламени душ тех, кого они погребли и изничтожили. Все они – хозяева жизни, сильнейшие маги своего времени, выбравшие тьму против света, идею, за которую каждый из них бился, за которую гибли словно мухи их соратники. У таких как они нет друзей, у них есть враги и те, кто прикроет спину, пока так велит их Лорд. Некоторые уже убивали «своих», другим это еще предстоит – проверка на прочность. Изощренная пытка, ледяное равнодушие и расчет. Их встречал ведьмак – от него так и разило мощью, силой, о которой многие мечтали, но не могли получить. Для того чтобы суметь обуздать ту магию, что текла в его жилах, мужчине пришлось пройти через многое – почти через все. Это был сложный путь, полный потерь и лишений, которые закалили его; побед и свершений, которые возродили его и запретили бояться; зверств и убийств, на которые, как говорили, способен только он – правая рука Лорда. Его бессменный спутник, охранник и учитель армии, которая не знает страха и промаха, любит боль и пытки, нападает по одному приказу и держится намертво.
Дьявол, Маньяк, достойный сын своего ублюдка-отца. Его мир был построен на боли и одиночестве уже давно, но раньше все было не так – раньше он любил эту жизнь, любил тех, кто посмел не испугаться слухов и доверился чувствам. Он потерял всех. И в этом была его вина. Тогда сердце застыло, и осталась лишь несокрушимая власть, которая сосредоточилась в его руках за спиной Тома. Кто, как не учитель будет ближе всего ученику, кто как не любовник будет горячее любовнику, кто как не мучитель запомнится жертве! Он выучил эти особенности и грамотно пользовался вот уже более полувека. Говорят, что невозможно выглядеть так в восемьдесят с лишним лет, но один взгляд на обладателя иссиня-черных волос, натренированного тела и ярких синих глаз говорил об обратном. Можно, если ты – маг. Нужно, если ты – лидер. Важно, если ты хочешь, чтобы с тобой считались, а не называли за спиной тупоголовым стариком. Не стоит думать, что внешний вид для ведьмака – раз плюнуть, как и любому живому существу, ему нужно много работать ради того, чтобы зрелость не переросла в дряхлость, чтобы любая девушка при сравнении его с молодым бойцом даже не думала о выборе. Говорили, что он ел младенцев – вполне возможно, но ими одними вопрос бы не решился… в любом случае, такое состояние внешне – плод кропотливой работы, а не одной лишь магической подушки между ним и старостью.
Была в руках пришедших и маленькая съежившаяся фигурка. Девичья, дрожащая от страха. Но она так старалась казаться сильной, и остальные делали вид, что ей верят.
- Ты знаешь, кто я? – Грудной раскатистый бас, казалось, охватил все возможное пространство, будто был рядом с ним магический рупор. Остальные лишь опустили головы в знак признания его силы.
- Да, Милорд, я помню Вас еще с детства, - милое дитя так хотела казаться сильной и уверенной в себе, что мужчина не выдержал и сделал резкий выпад вперед, ей навстречу. Глаза потемнели до черноты, волосы показались колючими иглами, а оскал испугал бы любого узника в Азкабане. Девушка отпрянула и затряслась еще больше, впрочем, теперь она не скрывала своего страха. От вранья и самонадеянности не осталось и следа.
- Ты слишком юна, а поступки твои опрометчивы – в замок ее, Стэн, там разберемся, - колдун сделал шаг в сторону и ухмыльнулся своим темным мыслям. Девочка оказалась на диво хорошенькой – блондинка, с большими голубыми глазами. Он любил таких, такую когда-то. Он сломал ее и вытащил всю тьму, что ее юное сердце хранило в себе, он позволил ей уйти, когда та родила ему сына. Он дал ей все, что она просила, лишь бы не встречаться с ней лицом к лицу, не признавать свои ошибки. Сына он полюбил, даже менялся рядом с ним, превращался в живого человека, а не сумасшедшего убийцу. Но слишком короток век ребенка боевика. Не уследил, – и любовница, и малыш - Дэмиан оказались на том свете. От рук его заклятого друга, лучшего врага. Они не добрые, они – светлые. Вот, что он стал часто повторять с той ночи. Результат оказался вполне закономерным – характер мага испортился еще сильнее, количество темной магии и магии воскрешений выели все то, что оставалось в нем человеческого. Конечно, одна из его любовниц (и не только она, если быть честными) считает, что глаза маньяка иначе смотрят на одного слизеринца - старшекурсника, поговаривают даже, что он – его сын. Слишком откровенная схожесть в части ярко-синих глаз, которые достаются совсем немногим. Обычно по наследству. Однако сама Моргана лишь томно улыбается и не подтверждает слухи, что еще больше разжигает ажиотаж вокруг ее сына, по совместительству крестника одного из сильнейших темных магов. Но это лишь лирика, лишь домыслы тех, кто завидует ему и тех, кто его боятся – ведь проще жить, зная, что даже у твоего кошмара есть ахиллесова пята. Однако, сколько бы мы не спорили с Вами – защите Блейза мог позавидовать сам Министр Магии. Недаром, не шутки ради его так «пасли». Мужчина развернулся на каблуках и тут же исчез в мареве, сдобренном спецэффектами в виде яркого пламени. Что делать, если работа у него такая – быть олицетворением страхов других?
Когда в центре огромного зала, больше смахивающего на тронный, нежели на простую гостиную, вспыхнул огонь, никто из завсегдатаев не дернулся, а несчастная гостья даже вскрикнула. Однако, рассеявшись, пламя продемонстрировало целого и невредимого Антонина Викториана Долохова.
- Приступим, господа, сегодня много важных дел помимо обряда посвящения, - договорив, маг направился медленным шагом в сторону кресла, одинокого, рядом со стеной. На пуф рядом опустилась женщина-ведьма, страшная кара для любого, кто рискнет бороться с Лордом и системой Пожирателей Смерти. Белла. Ее имя говорило само за себя – красивая, прекрасная, жгучая. Я каковы были ее пируэты в сексе! Это стоило того, чтобы погибнуть. Ведь она, как и многие сильные женщины, словно самка богомола расправлялась с теми, кто отведал ее тела. С Долоховым они были любовниками с того далекого дня, когда Беллатрикс исполнилось четырнадцать. Так давно, что Долохов привык считать ее членом своей несуществующей семьи. Короткий поцелуй, оставленный на злых полных губах и продолжение действа.
Девушку вывели в центр зала, сняли плащ и ободок, поддерживающий ее вьющиеся волосы чуть ниже плеч. Стянули массивные золотые браслеты с ее рук и помогли разуться. Практически без доли пошлости, практически не переходя дозволенные рамки. Но она не обращала внимания на тех, чьи руки касались ее тела. Она, словно кролик, следила лишь за удавом. Когда на новобраннице осталась лишь тонкая черная шелковая сорочка, Антонин поманил ее к себе, а после, в паре метров от своего места, остановил ладонью, поднятой вверх. Словно знак стоп.
- Ты знаешь, что тебя ждет, маленькая? - Его вкрадчивый добрый голос был хуже звуков плети во сто крат. Но тихий голосок все же прозвучал в тишине.
- Нет, но я готова, - хрупкая фигурка попробовала расправить плечи, но тщетно – провальная попытка. Отстранив от себя миссис Лестрейндж, Долохов сам подошел к девушке и коснулся ее мягких волос двумя пальцами, накручивая, и немного притянул ее к себе.
- А теперь ты готова? - Его глаза пылали злобой и жаждой крови, в то время, как слова были добры, а движения ласковы. В этом был весь Антонин – жестокость во всем. Резкое движение рукой – ворот рубашки трещит по швам, обнажая юное тело под голодными взглядами бешеных псов Лорда. Девушка не успела ответить на вопрос, поэтому лишь рефлекторно начала подтягивать остатки ткани к груди, на что получила увесистую пощечину тыльной стороной руки, фамильный перстень древнего магического рода оставил на ее щеке глубокую царапину, из которой мелкими капельками стала сочиться кровь. Урок не понят – тонкие пальцы все еще цепляют спасительное одеяние. Тогда мужчина отошел от нее на шаг и протянул руку к одному из помощников, делая легкий кивок. На ладони привычно оказалась рукоятка короткого хлыста, хвост которого смазан одним из ядов собственного приготовления, «без названия №785.3», без запаха, желтоватого цвета, с эффектом повышенной боли – даже укол иголки, обработанный этим составом, доставляет боль, равную рваной ране до самой кости. И если раны нет – это не спасет, ведь через поры яд так же проникнет в тело и доставит невыносимую боль, просто чуть позже. Эффект у третьего варианта недолог – несколько секунд, что позволяет научиться контролировать свои органы чувств и восприятия, прежде чем перейти к более серьезным вариантам.
Не сказав ни слова, Долохов позволил хлысту в его руке взметнуться вверх и опуститься на обнаженную спину, задев самым кончиком нежную впадинку на шее. Девичий крик был просто непередаваем – полный боли, отчаяния, ужаса и мольбы одновременно – несвязный, потому что боль рвала ее тело. Едва первая вспышка стихла, хлыст опустился на нее второй раз – теперь уже пострадало предплечье, ладонь и живот – ткань прилипла к коже, в некоторых местах показалась голая кожа со следами крови. Третий последовал незамедлительно – девушка упала и забилась в агонии… она рыдала, хрипела севшим от криков голосом и била ладонями по гладкому ледяному полу.
- Встань, - как только боль от третьего удара прошла, послышался недовольный голос Антонина, - встань, я сказал, - когда со второй его руки скользнули плети магии, даже часть Пожирателей глубоко вздохнула. Оценив ситуацию, взяв себя в руки и закусив губу, гостья поднялась на ноги.
- Простите меня, - Долохов был уже рядом, близко, его дыхание обжигало щеку, шею, ухо… он играл с ней. Не с первой, и точно не с последней, - не смей просить прощения, ты его не заслужила, - кожаный хвост снова взмыл в воздух, - тебе больно? – Вопрос, который требовал незамедлительного ответа.
- Нет, мне не больно, - но вопреки своим словам жертва снова сжалась – не смогла совладать с собой, вот только Антонин перехватил хлыст и сжал в руке, так же крепко, как держал рукоять. Спокойно давая яду проникать в его тело, его кровь. На лице маньяка даже не промелькнула гримаса боли – он не боялся ее, он ею наслаждался.
- Испытание провалено, развлекитесь с ней как следует, парни, - Долохов повернулся спиной к девушке, которая так его расстроила, и бросил кнут в сторону. Позади послышался визг и мольбы оставить ее в покое, угрозы, что обо всем узнают ее именитые родители. Особенно это было актуально, так как кузен не примянул воспользоваться аппетитными формами кузины и как раз пристроился сзади, готовый сорвать все сливки.
- Дадим им два часа, больше эта шлюшка все равно не вынесет, - Белла обвила шею любовника руками, а тот, в свою очередь перехватил ее за талию, усаживая к себе на бедра, - нам тоже не повредит перерыв, ненасытная Блэковская стерва, - она была не единственной из древнего рода, кого с заметным постоянством трахал Долохов, но определенно самой горячей – никаких чувств между ними не было, зато страсти было предостаточно.
Тянуть время, чтобы добраться до гостевой спальни, было не вполне рационально, поэтому едва их скрыла тьма коридора, рамки, если они и могли быть, растворились в женских стонах и прерывистом мужском дыхании. Ее руки то и дело пытались ласкать его лицо, шею, стянуть одежду. Но Долохов не был настроен на долгие игры – задранная юбка, расстегнутая ширинка и грубое, жесткое движение вперед, пока зубы впиваются в женское плечо, пока губы оставляют красноватые отметины на основании шеи, а сильные ладони стискивают упругий зад, ускоряя темп, когда, казалось бы, он уже не может возрасти. Их постоянный голод не прекращался даже во время секса, даже после нескольких часов в постели или на любой другой поверхности.
Белла восторгала его, Антонин никогда не забудет того, с каким достоинством молоденькая девочка Блэк прошла его испытания. Тогда не было кнута с ядом – была прилюдная порка на растяжке. Девушка даже теряла сознание, потому что вполсилы играть было нельзя. Но, когда она приходила в себя – Беллатрикс смеялась и кричала «Еще, да, еще, Тони, сделай мне больно» -такая же больная фанатка, как и он. Не стоит заглядывать к ним во время опасных игр – не единожды выносили трупы. Главное, что оба Пожирателя довольны и продолжают практиковать не только магию, но и боль… он помнил и другую девочку, привлекшую его внимание чистотой крови и хорошим потенциалом – Алекто, но она не постеснялась сказать, что ей больно.
Первое правило – не ври учителю. Не ври хозяину. Тот, кто нарушит – получит свое.
Спустя два часа, Долохов наконец отвлекся от почти полностью обнаженной Беллы у себя на коленях и, сминая одну ее грудь своей ладонью, прошептал на ухо, - я опаздываю к Блейзу, отправь девчонку домой и приходи сразу на бал. Потом расскажешь, понравилось ей или сломалась. Решим, будет ли она жить.
- Твой щенок вечно мешает нам веселиться, - обиженная Лестрейндж, надувшая губы, пока ее аппетитные формы красуются без одежды – зрелище не для слабонервных. Но Антонин и не был таким. Вторая за день пощечина. Только уже без скидки на слабость – колдунья отлетела от него на несколько метров и больно ударилась головой о стену.
- Еще раз услышу из твоего поганого рта подобное – отправлю шлюхой в армию, поняла, тварь? – Он был взбешен, глаза почернели мгновенно, голая грудь вздымалась, а в руке горел сгусток синего магического огня, - в последний раз спрашиваю, ты поняла? – Долохов подошел к ней вплотную и намотал ее волосы на руку, готовый в любой момент пустить в ход магию.
- Да, дьявольский ты бастард! - Ухмылка на мужских губах и глухой удар об стену – колдунья сползла на пол, но продолжила неверным взглядом следить за любовником – она сама виновата. А ссориться с ним не очень-то хотелось. Вот и еще одно подтверждение того, что Моргана не зря чувствовала себя последние восемнадцать лет намного более раскованно. Значит, хорошо постаралась.
Оставив позади неудачный обряд посвящения и любовницу, Долохов отправился собираться на званый вечер. Возможно, Темному магу и не хотелось в очередной раз улыбаться лишние пять сотен раз, но просьбе Забини он отказать не мог – тем более, что Блейз его ждет. А это самый важный аргумент. Бросив короткий взгляд на душ, и оценив оставшиеся минуты, Антонин сделал выбор в пользу ванны, а не простого очищающего заклинания. Подождут, его всегда ждут – никто от этого не умер. Умирали те, кому ждать не хотелось. Огненно-горячие струи сменялись ледяными струями – контрастный душ всегда приводил мага в чувство, делал цвет кожи более здоровым, а это было немаловажно. Выглядеть на все сто – его кредо по жизни. И кого волнует, что понимание «красоты» в нем абсолютно исковеркано – красиво лежат обнаженные трупы в объятиях друг друга, красиво трахаться на поле боя, красиво во время секса перегрызать любовнику горло… красота у каждого своя. Он был маньяком, помешанным на своей собственной красоте. Так что многие лишь молились не стать его объектом.
Десять минут под душем – вполне достаточно, махровое полотенце и быстрое растирание – отличное завершение. Все еще мокрыми стопами Антонин оставил за собой след – от ванны до спальни, в которой из всех побывал лишь один любовник, остальные довольствовались гостевыми – таков был характер Долохова. Секс любил, но свой мир закрывал для всех. Шкаф, открывшийся с помощью магического щелчка пальцами, несколько вариантов одежды - на этот раз выбор пал на черную рубашку без галстука, того же цвета удлиненный пиджак и строгие брюки, в завершение – носки в тон и черные лаковые ботинки. Давно он не ходил в черном – многие считали, что этот цвет старит, другие называли его злодейским, третьи монашеским. Стариком-монахом он точно не был, а злодеем – как посмотреть, как посмотреть.
Проверив следящим заклинанием предмет наличия в замке посторонних, и удостоверившись в их отсутствии, Антонин вышел во двор и запечатал замок фамильным заклятьем, стирая его с лица земли до следующего посещения. Инферос был только его домом, только его оплотом спокойствия. Другие прибывали к нему путем порт-ключей, да и уходили так же. Его местонахождение было тайной даже для Лорда.
Аппарировав прямо к дверям поместья Забини, Долохов вернул на губы ухмылку, пальцами слегка раздвинул ворот рубашки и перехватил удобнее подарок для крестника. Впрочем, от коробки он избавился сразу же, как только перешагнул порог дома – эльф-домовик учтиво забрал ношу и растворился, чтобы отнести ее к имениннику.
Просто так прийти и не обратить на себя внимание? Просто втиснуться в толпу приглашенных и пить огневиски в узком кругу? Нет, нет, что Вы! Долохов не из того теста, чтобы позволить кого-то не заметить его светлый лик. Задержавшись почти на час от назначенного времени, маг вошел в бальную залу с видом хозяина и победителя, властным жестом обведя все помещение, подняв руки к потолку, он заставил умолкнуть всех – нет, музыка продолжила литься отовсюду, а вот все возможные разговоры умолкли, даже шепота не было слышно. Добившись эффекта, Антонин нашел Моргану и направился в ее сторону, пока за его спиной без каких-либо распоряжений возникали его личные церберы – обученные мальчишки, готовые ради него умереть – те, кто еще не получил метку, но очень гордился своей принадлежностью к великой идее. Но не все те, кто отделился от общей массы, был прост – одним из подошедших оказался не кто иной, как Люциус собственной персоной Малфой. Сказав что-то на ухо Долохову, Люциус отошел немного назад, оказавшись за плечом боевика. А тот, стоит заметить, стал излучать отнюдь не нежность. Скорее обещание бесконечных пыток перед нескорой смертью. Рядом с Забини стоял какой-то юнец и упрямо смотрел в его сторону. Привела любовника, да еще и туда, где он его точно заметит. Что же, неудачная попытка вызвать ревность вызвала гнев.
- Мы танцуем, Моргана, - безапелляционно, холодно, но ведь не убьет же Антонин свою любовницу за измену. Наверное. Женщина успела сказать симпатичному мальчику что-то, но ему точно некуда бежать. Разберется с ним позже, а пока можно и выполнить свою угрозу.
Заунывная мелодия сменилась горячей, окна распахнулись, впуская вечернюю прохладу, а верные щенки раздвинули гостей, освободив для учителя и его партнерши весь центр зала.
Начальные звуки танго несмело двинулись от стен к центру, пропадая где-то под потолком. Никто не посмел отойти со своего места – Долохов огляделся, чтобы оценить масштаб уважения и благоговейного страха.
Танго – особенный танец, который ломает самые высокие устои, заставляет девственниц отдаваться самым известным развратникам, а тех же развратников петь слова любви, невзирая на свою репутацию – петь без слов, отдаваться без смысла. Его невозможно игнорировать, невозможно отрицать саму жизнь, таящуюся в движениях.
Не дав своей потенциальной партнерше ответить, раскрыть полные губы в протесте, Долохов дернул ее в свою сторону, закружив в музыке и своем разбуженном огне ярости. Четко в такт, без единой помарки или смазанного жеста – она была великолепна как всегда, на тончайших шпильках, в узком платье с внушительным разрезом почти от бедра. Легкий удар в грудь – это ее стройное тело впечаталось в него после окончания круга. Чтобы скрасить столкновение, его ладонь опустилась ниже, обхватив бедро, а она согнула ногу в колене, цепляясь за него, позволяя вести и требуя ответного удара. Антонин подался вперед, почти улыбаясь, давая их губам оказаться в опасной близости, но в последний момент отстраняясь и выпуская ее из плена. Мужская рука жестом собственника обхватила упругую ягодицу, снова притягивая гибкое тело ближе, вплотную, зажигая ее своей страстью и желанием затащить в ближайший кулуар, содрать это змеино-тугое платье и заткнуть ладонью эти пухлые губы, чтобы гости не слышали ее криков от жесткого вторжения.
Вместо этого он дает партнерше отойти, разорвать их порочный контакт, чтобы снова вернуться,
Властные руки, сомкнутые за её спиной, удерживают Моргану, когда она наклоняется, гнется дикой кошкой, а платье натягивается, так что ткань грозит порваться и обнажить ее формы каждому в зале. Волосы цвета воронова крыла касаются пола, и рывок вверх - ладонь в ладонь. Первый шаг - она почти попала в ногу Долохова. Второй, третий, поворот, ещё круг, и подол платья чертит дугу. Провести ладонью от края выреза к тонкой талии, попутно коснуться обнаженной кожи взволнованных полушарий груди.
- Кто он, почему я не должен убить его? – Антонин почти изнасиловал ее в этом танце, но Моргана не сдавалась – она прекрасно помнила цель от этого визита ее давнего любовника.
- Видел мальчика рядом со мной? От него зависит жизнь Блейза, - вот теперь Долохов озверел. Никто не смел намекать на то, что его сыну что-то угрожает. Даже его мать.
- Где он, где он, мать твою? – Снова глаза почернели, выдавая неудовольствие, несколько шагов в сторону приоткрытой двери и Забини почти влетела в нее, ощутимо ударяясь бедром о стол.
- Он должен был уйти, - виноватый взгляд, громкий хлопок двери – Долохов уже вылетел за пределы комнаты и помчался на поиски юнца, отвечавшего на данный момент за жизнь его ребенка.
Все или ничего.
Отредактировано Elena Gilbert (2015-03-10 07:17:01)
![](http://i.imgur.com/gy1EFR8.png")
Они стоят напротив, они смотрят друг другу в глаза. Оба внешне спокойные, оба внутренне неизлечимо раненные. Им не нужно читать между строк случайно сказанных фраз, им не нужно проникать друг другу в души. Сегодня они надели на себя потертые наряды безразличия и украсили их драгоценными украшениями из напускной храбрости. Женщина поднимает руку и аккуратно сжимает пальцы собеседника, ее веки слегка опускаются. Она ищет в себе силы попросить его остаться, но собственный эгоизм не позволяет ей этого, плотно запечатывая тонкие пожилые губы печатью молчания. Но это и к лучшему, ведь юноша напротив не хочет слышать этих слов, он давно уже все решил для себя. Развернул пергамент с собственным смертельным приговором и уже занес перо над местом для подписи. 
