Отдав лекарство Елене, я в последний раз бросаю взгляд на Деймона и, усмехнувшись, покидаю особняк Сальваторе со всей вампирской скоростью. Ночь ласково обволакивает меня и принимает в свои объятия, когда прохладный ветер проскальзывает по лицу, что-то тихо шепча на ухо. Со вздохом облегчения я возвращаюсь обратно во тьму.
Жемчуг звезд мягко сияет на черном полотне неба. Далекий космос манит к себе, в бесконечность. Но не добраться мне до чужой планеты, не долететь.
Так куда же теперь, Катерина?
На обочине резко останавливаюсь. Вытягиваю руку и поднимаю вверх большой палец. Даже если автомобиль не остановится, я заставлю его остановиться. Сейчас темно и малолюдно. Никто и не узнает мое лицо, не подумает, что Елена Гилберт за рулем угнанной машины. В любом случае, меня это больше не волнует. Игра закончена. Будут проблемы — пускай их разрешают братья Сальваторе… стоп, вернее, только Деймон. Стефан ушел и, возможно, навсегда. Потому что Никлаус не из тех, кто отпускает. А мне просто повезло. Что ж, остается надеяться, что и Стефану повезет.
Я не хочу этого. Не хочу, чтобы он снова стал тем жестоким "мясником", каким был когда-то. Вполне вероятно, что они с Еленой больше не будут вместе. Мое желание исполнится, но какой ценой? Мы с моим двойником любим совершенно другого Стефана — нежного, заботливого, доброго… Но скоро от любви Елены не останется ничего, кроме остывшего пепла. А моя — выживет. Это не безумие и не страсть, это что-то неотъемлемое, прочное и само собой разумеющееся. Неважно, что я так скучала по нему все эти долгие годы. Неважно, что я снова одна. Пока я умею любить, еще не все потеряно.
С досадой кусаю нижнюю губу. Не стоило отдавать Елене остаток лекарства: очередной дурацкий порыв души, о котором я уже сожалею. Но все-таки Деймону кровь Клауса нужнее. Кто знает, может быть, он утратит бдительность, и Тайлер Локвуд снова укусит его. Деймон слишком импульсивен и безрассуден. Убил Мейсона. Хороший был парень, такой горячий… Жаль его.
Наконец на дороге показывается какой-то внедорожник, и я готовлюсь к тому, чтобы вышвырнуть шофера на дорогу, если придется. Не хочется, конечно, вести машину всю ночь, но я не собираюсь ждать, когда кто-то соизволит остановиться. А если что, можно всегда использовать внушение.
Визг тормозов. Поднимаю глаза и сжимаю ладони в кулаки. Какого черта?!
— Садись, до Нью-Йорка дорога не близкая, — бросает Елена, открывая пассажирскую дверь.
— Ну надо же… Золотую звезду тебе за сообразительность, Гилберт, — лениво растягиваю слова, презрительно прищурившись. Конечно, я могу еще долго продолжать язвить, с удовольствием наблюдая за ее реакцией, но времени мало, очень мало. Поэтому, заткнувшись, стремительно сажусь в автомобиль, закрываю дверь и чувствую себя почти в безопасности. Я уверена: она не причинит мне вреда, даже несмотря на то, что я так попортила ее жизнь. Ведь это же Елена!
Мне действительно нужно в Нью-Йорк, но лишь потому, что у меня там уже есть дом на Манхэттене. Прихвачу кое-какие вещи и рвану в аэропорт. Хочется в любимую Японию, как можно дальше от Клауса. Я бы и отсюда сразу вылетела, будь у меня лишние минуты, чтобы заглянуть в гостиницу и собрать сумку.
— С чего вдруг такой приступ доброты, а? — спрашиваю я, когда внедорожник двигается с места. — Хотя это вполне в твоем духе. Но, знаешь, ты так же ничего не делаешь без выгоды для себя. Вот только я без понятия, куда направятся Клаус со Стефаном. Забудь про своего бойфренда и обрати внимание на бедного Деймона. Он почему-то вбил себе в голову, что любит тебя: я слышала ваш разговор, хоть и не весь. Боже, это так смешно.
Я никогда не поверю в это, Деймон. Больше века ты тосковал по мне, искал, надеялся… тонул в своем отчаянии, захлебываясь ненавистью к той, что выбрала другого. Но все еще продолжал любить. И готов был послать все и всех к чертям, только чтобы быть со мной вечно. Что же изменилось в ту секунду, когда я сказала тебе жестокую правду? Может быть, ты пошел к ней в тот же вечер? Признайся, что любишь ее только потому, что любил меня. Как и Стефан. История повторяется. Но братья Сальваторе, мои любимые мальчики, принадлежали и будут принадлежать мне.
Интересно, о чем думала Изабель, когда давала своей дочери такое имя? Подозревала ли она, что это будет еще одна Елена Прекрасная, ради которой якобы стоит умирать?
Ведь это не конец, я знаю.
Война только началась.