Вы знаете, что такое безумие? Нет? Тогда слушайте. Безумие — это точное повторение одного и того же действия. Раз за разом, в надежде на изменение. Ходьба по кругу с отчаянной мыслью, что это цикл когда-нибудь закончится, что связанная концами ниточка разорвется, ты перестанешь быть ведомым замкнутой петлей, сможешь почувствовать что-то новое, ранее неизведанное, может даже прекрасное, или у тебя просто получится вспомнить то, что еще совсем недавно казалось самым важным. В один прекрасный момент тебе может показаться, что вернулся в реальность раньше, чем пересек точку невозврата, но в действительности это будет твоя последняя в жизни и самая короткая финишная прямая. По которой ты промчишься, сломя голову, круша остатки всего человеческого, что еще без сомнения осталось в тебе, с гордостью разорвешь эту красивую, красную, атласную ленточку, что словно разрезанная сонная артерия на чужом горле превратится в лужи крови, от которой тебе никогда не отмыться. Да и ты вряд ли успеешь. Эта же лента, которую при открытии чего-нибудь важного аккуратно складывают и убирают в самый хорошо запрятанный сейф, может превратиться и в нож, который полоснет по горлу тебя, а не случайного зрителя, что решил заскочить на огонек и посмотреть на твою победу.
Вы все еще не поняли, что такое безумие и какой у него исход? А вот Минхо был близок к пониманию. Или так только казалось? На самом деле очень трудно отделить мысли от эмоций, разложить их по полочкам, разобраться, что твое, а что кем-то нашептано и внушено. Он не был уверен, что находился в безопасности. Он даже не знал, кто он, где и зачем, что уж говорить о некоторых других воспоминаниях, которые давно были занесены в долговременную память, довольно быстро накрывающуюся непроглядным и неподъемным заслоном. Проблески разума становились все реже и короче, и Минхо старался цепляться за них, так как только в этих проблесках и видел свое спасение. Ложное, разумеется, но сейчас на подсознательном уровне ему хотелось именно сладкой лжи. Много сладкой лжи. Например, о том, что он здоров, что не сходит с ума на глазах своих лучших друзей, имена и лица которых вспоминал только благодаря чужим молитвам и большим усилиям, если вообще вспоминал.
Почему он остался с ними? Почему не дал деру, когда еще соображал и видел в этом позорном побеге облегчение собственной совести и жизни товарищей? Почему еле дышал после очередного неконтролируемого приступа агрессии именно рядом с ними, а не где-нибудь на окраине Топки вместе с остальными шизами? И еще тысяча и одно почему, на которые тогда не нашлось ответов. Хотя сейчас Минхо понимал, что просто хотел побыть с ними подольше. Боялся загнуться среди себе подобных, думал, что рядом с парнями будет легче все это пережить. Ведь, никто не должен умирать в одиночестве, правда?
Нет.
Он ошибался. Ему было бы лучше зарыть голову в песок и задохнуться там, разбить лоб о ближайшую стену, застрелиться, повеситься, сломать шею, да как угодно покончить с собой, когда это еще было возможно, когда человек, живущий внутри, еще подкидывал нормальные мыслишки. Когда еще не пересек ту самую точку невозврата.
Бывший куратор не мог даже примерно представить, сколько времени лежал вот так без движения на дощатом полу, поджав колени к груди и обхватив их руками. Пахло пылью, немного сыростью, землей и гнилым деревом, как если бы он решил спрятаться от всего мира в старом сарае. Это все, что он мог разобрать через вспышки невыносимой головной боли, отдающейся во всем теле и заставляющей мелко вздрагивать, на секунду выпрямлять спину, как если бы по позвоночнику пускали электрический ток, и снова съеживаться в клубок. Дышал через раз, боясь спугнуть вернувшийся разум, который еще хоть что-то соображал и напоминал, что он здесь не один - совсем рядом сидят Томас и Ньют: самые дорогие люди, которые у него остались.
Чувствуя тяжелый, вязкий, металлический привкус во рту, получалось думать только о том, что он снова доставил кучу проблем, снова сорвался, может, даже ударил кого-то и пожелал смерти вдогонку. Но он не хотел. Настоящий он, вечно довольный жизнью и бросающийся только едкими замечаниями в привычном всем издевательском тоне, никогда бы не сказал действительно ничего плохого тем, ради кого был готов умереть. И самым страшным во всем этом было то, что парень абсолютно ничего не помнил о произошедшем во время срыва. Никогда не помнил. В нем будто уживались две личности: одна хотела уничтожить самое дорогое, разорвать на кусочки собственными зубами, втоптать в грязь, а другая всеми силами старалась из осколков собрать разбитое, заклеить подручными средствами и спрятать куда подальше. Угадайте, кто качественнее водворял в жизнь свои желания? Явно не вторая личность Минхо, так как разрушать гораздо проще, чем поддерживать падающие на голову строения и возводить новые.
Сколько все это продлится? – крутился в голове вопрос, - сколько теперь у меня есть времени до того момента, как я снова забуду о том, что живу вовсе не для того, чтобы собственными руками убить этих шенков? Ага, тогда вот еще один вопрос на засыпку - живу ли я вообще? - парень медленно вдохнул и открыл глаза, стараясь сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. В горле пересохло, кровь больно долбила по вискам, будто предупреждающе отсчитывала секунды до следующего помутнения сознания. Ему не хотелось присутствовать на продолжении банкета, что решила закатить Вспышка в честь очередного, сходящего с ума по ее воле зараженного, но увы и ах - он был главным гвоздем программы.

Отредактировано Minho (2014-11-18 02:19:27)

Этот мир обречен. Вспышка довольно быстро распространялась, не смотря на все методы предосторожности, иммуны составляли всего десять, может, двадцать процентов от оставшегося населения, но и их в конечном итоге, скорее всего, уничтожат свихнувшиеся хряски. В конце концов на этой планете ничего не остается, ничего, что обладает мозгом. Каковы шансы у них, у трех подростков, один из которых болен и медленно сходит с ума, выжить в таких условиях? Небольшие, откровенно говоря. Том понимал это, но сидеть на месте и ждать смерти отказывался. Так что они продолжали что-то делать, куда-то двигаться, в надежде наткнуться на безопасное место. В том, что безопасное место вообще существует где-то в пределах Земли сомневаться не приходилось, потому что если не верить в это, то и смысла куда-то бежать не было. Томас вел их по территориям, граничащим с районами зараженных, потому что эти районы хорошо защищались только на границе с карантинными зонами, свалить из города в пустоши хряскам никто особо не запрещал, а в пустых домах можно было найти еду и воду. Пока что им удавалось как-то выживать. Пока что. Том не знал на сколько его еще хватит, эту безумная гонка ужасно выматывала, но он не хотел умирать. От части по привычке, от части потому, что считал, будто бы не имеет на это права. Не после того, как Чак обменял свою собственную жизнь на его. Мальчику было всего двенадцать, он истек кровью у Томаса на руках, поймав грудью нож, который был предназначен не ему. Чак был еще совсем ребенком. И еще Чак был Тому как родной младший брат, так что парень не мог позволить, чтобы его жертва была напрасной как все остальные. Столько его друзей погибло непонятно чего ради, лекарство так и не было найдено, возможно потому, что его и быть не могло. Возможно, Вспышка - идеальный вирус, в структуре которого попросту нет дыр, и защита которого настолько сильна, что его невозможно разрушить ни снаружи, ни изнутри. Если бы дела обстояли как-то иначе, то уж за десять лет исследований что-то бы уже нашли. Но нет. Никакой надежды на исцеление, даже призрачной. Получается, что все погибшие подростки, отдали свои жизни ни за что. Томас ненавидел это. Ненавидел ПОРОК. И весь чертов мир в придачу. Ненависть постепенно отравляла его, но он не позволял себе опрометчивых поступков. В конце концов, все еще оставался Ньют, которого он должен был защитить любой ценой. Парень не мог потерять еще и Ньюта, это точно сведет его с ума окончательно.
Томасу было невыносимо смотреть, как Минхо постепенно перестает быть тем Минхо, которого он знал. Сходит с ума. Медленно, но неотвратимо теряет все то, что делает его человеком. Том знал, что его другу тяжело, но наблюдать со стороны за всем этим было совсем не легче. Хуже всего во всем это было ожидание. Знать, что твой лучший друг скоро умрет и не иметь возможности как-то изменить этот факт - невыносимо. Думать о том, что возможно наступит момент, когда ему лично придется придушить этого азиата, чтобы не дать убить кого-нибудь из их небольшой группы, еще хуже, но и к этому приходилось быть готовым в любой момент. Состояние Минхо изо дня в день ухудшалось, никто из них на чудо уже не надеялся. Даже Томас, которому первое время казалось, что вот-вот случиться нечто невероятно, что все исправит. Ему слишком тяжело было смириться с такой реальностью, мозг со скрипом усваивал информацию, защитные механизмы психики так и норовили выкинуть какой-нибудь номер вроде очередной потери памяти. Он был бы и рад позволить себе сломаться к чертям и превратиться в овощ, но не мог, потому что все на нем держалось. Томас теперь лидер, без него все завалиться как песочный замок. Без него Ньют останется один на один со всем этим дерьмом.
Том лежал на потрепанном матрасе и находился в состоянии полудремы. Хотелось уснуть и проспать минимум часов пятнадцать, но у него не было так много свободного времени. Увы. Он слышал как Ньют только что вернулся со своей вылазки за едой, как Ньют пытался кого-то подбодрить. Кого? Блондин даже себя уже не мог убедить в том, что все обойдется. Потому что не обойдется. Разве что на Землю прилетит увесистый метеорит, который убьет их всех, вместе с оставшимся населением на планете. В данной ситуации метеорит был не самым плохим вариантом, как казалось Томасу.
- Нам пора валить от сюда. Мы и так задержались, скоро нас могут заметить, а если заметят, мигом отправят обратно в ПОРОК. Ночью будем выдвигаться дальше на север, до следующего города довольно далеко, но думаю, мы справимся, - Томас сел на матрасе и потянулся, разминая затекшие мышцы, - Возражение? Предложения? Пожелания?
Парень встал с матраса и подошел к своим друзьям. Дружески хлопнул Минхо по плечу и кивнул в сторону потрепанного матраса.
- Пойди поспи, если хочешь. - он предпочитал тему улучшений и ухудшений не поддерживать. И вообще не говорить о болезни. Том не думал, что Минхо от этих разговоров становится лучше, даже, скорее, наоборот. Он старался поддерживать друга, но в какой-то своей особой манере. Том не врал о том, что все якобы будет хорошо. Но и не говорил, что все закончится плохо, ибо это и так было всем хорошо известно. Он просто вообще об этом не говорил. И вел себя с Минхо так, как раньше. Потому что будь он на месте азиата, последнее, что ему хотелось бы видеть в глазах друзей - это жалость и боль. Неуместные чувства. Не сейчас, по крайней мере.
Томас сжал плечо Ньюта, мол, не раскисай уж совсем и сел на пол, склонившись над дорожной картой, которую им удалось достать еще на прошлой неделе.